"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
Начало, как всегда, по тэгу "ксб". Вообще-то логично фик делился на две части, но мне, очевидно, пора применять правило «не готово – не суйся» и к переводам тоже. Ибо волшебные пинки, как показывает практика, are few and far between.
Примечание к сцене 24
Примечание к сцене 24: Токио – не маленький город. Давайте представим себе, что где-то на его просторах найдется один на российский лад раздолбаистый продавец.
Примечания к сценам 26-27Примечание к сценам 26-27: Автор вообще водить не умеет: так что все комментарии в адрес женщин за рулем и прочих морально пострадавших категорий граждан – всецело на совести Огаты-сана.
Что касается картинки, то до сих пор я думала, что "я бы..., да герой не захотел" - это политкорректный способ признаться, что у художника руки растут из такого места, что, наверно, это ноги. У меня руки и впрямь растут из того самого места, но это не отменяет того факта, что, стоило мне подобрать приличествующий темно-синий карандаш, как Огата-сан возопил, что у него, вопреки расхожему мнению, в гардеробе больше одного костюма, и рубашка должна быть розовой (Акира, видимо, свое чувство стиля воспринял именно от него); а затем Хикару столь же решительно заявил, что его надо красить непременно не карандашами, а фломастерами
Примечания к сцене 28Примечания к сцене 28:
(1) Задавшись вопросом, с чего я решила, что Сай был придворным именно 4 ранга, я поняла, что достоверно помню только, что придворные 6го ранга носили зеленое. Учебник по истории костюма учит нас, что необходимо также различать оттенки, но в целом, пурпурный – это высшие ранги. Тут я поняла, что не помню, котируются ли ранги по восходящей или по нисходящей, и решила забить
(2) Танабата – не в смысле про любовь, а в смысле раз в году. А вообще, я почти уверена, что на самом деле она рядом не стояла с играми Синсёдан, но прежде, чем придумать этот абзац, я до отвращения заслушала одноименную песню.
Убедившись, что нос «мышки» стрит именно туда, куда надо, Сай аккуратно прижал пальцем ее левое «ухо» и, с треском раскрыв веер, приготовился ждать. Ждать пришлось 11 минут и 38 секунд, но в конце концов черный камень с глупым крякающим звуком заполнил лазейку, которую он якобы случайно оставил. Сай удовлетворенно улыбнулся: среди всех игроков из волшебной коробки tAkira быстро становился его любимцем. Прежде ему уже доводилось играть с этим мальчиком (ибо, несмотря на впечатляющее мастерство, манера игры была явно мальчишеская, а не взрослого мужчины), и, хотя с их прошлой игры прошло всего лишь несколько дней, но за эти несколько дней мальчик успел многому научиться. «Ну, не настолько многому», - мысленно усмехнулся Сай, и, не заботясь о тупиковой в перспективе лазейке, ткнул мышкой в другой конец доски, словно бы невзначай отрезая сразу три цепочки черных камней, почти подобравшиеся к зоне влияние белых: юный лев слишком хорош, и милосердие по отношению к нему было бы оскорбительно, - время бить наверняка.
Еще десять минут спустя волшебная коробка, как и следовало ожидать, сообщила, что tAkira признает свое поражение. И Сай, преисполненный искренней благодарности за увлекательную игру, поклонился, пусть даже Хикару периодически напоминал ему, что толку от этого никакого, т.к. все равно его никто не видит. Волшебная коробка, словно и у нее на этот счет был собственное мнение, снова неестественно пискнула, и прямо посреди гобана раскрылось окошко с нечеловечески ровно начертанным посланием: «Охренеть! Ладно меня, то ты Тою побил – дважды! Ты вообще кто?»
Читать иноземные буквы бывший Хэйанский аристократ, разумеется, не умел, но старался запоминать очертания любимых «ников», как запоминал в детстве иероглифы. Впрочем, в данном случае он и без того знал, кто так настойчиво порывается писать ему, с тех пор как Хикару случайно оказался у компьютера и удостоил очередного противника Сая весьма нескромным ответом.
Zelda принадлежал к числу самых юных и одновременно самых многообещающих игроков из волшебной коробки. Он (что бы там ни говорил Хикару о принцессах из сказок, это был именно он) был немного моложе – или просто не так серьезен, - как tAkira, и не так безгранично талантлив, но со временем из него вполне мог выйти выдающийся игрок.
Собственно говоря, при первой встрече с Саем оба они были преисполнены уверенности в своей победе. tAkira ставил камни спокойно и неспешно, Zelda – с суматошным энтузиазмом, но оба играли для развлечения и не скрывали этого, чем призвали на свою голову завуалированную и очень жестокую версию учебной партии, когда на протяжении игры противник ничем не выдавал своей силы и лишь в самом конце вдруг набирал астрономическое количество очков, вынуждая нахальных мальчишек переигрывать партию снова и снова, ища, когда же они утратили контроль над доской, - чтобы в итоге понять, что никакого контроля у них и не было вовсе.
Судя по более сдержанному, но в целом довольно-таки вялому началу второй игры, tAkira намека не понял: а точнее, смог убедить себя, что проиграл только потому, что был недостаточно серьезен, - и тем заслужил стремительное и недвусмысленное поражение. Zelda же, напротив, усвоил урок уж слишком хорошо: он теперь старался играть с Саем как можно чаще, но в итоге выходило что-то вроде учебной партии наоборот. Даже не пытаясь выиграть у более сильного противника, zelda только выстраивал на доске любопытные комбинации (некоторые из которых придумывал сам, а некоторые – явно заимствовал как минимум у двух у более опытных игроков), и с интересом наблюдал за реакцией.
Профессиональная гордость педагога взывала к Саю, требуя выбить, - не обязательно метафорически, - столь явные несовершенства из стиля обоих юнцов. Он почти жалел, что не может больше невидимой тенью нашептывать ходы в ухо восьмилетнего малыша, чтобы tAkira осознал, что нельзя недооценивать любого оппонента, что непобежденный – еще не значит непобедимый. Ему хотелось предстать перед zelda лишенным даже того ореола призрачного могущества, которое некогда сообщало ему имя «Фудзивара», чтобы тот понял, что даже sai – всего лишь человек, которого можно переиграть: не без труда, конечно, и не в ближайшем будущем. Он жаждал взращивать и наставлять, и ловить искры понимания – или смущения – во взгляде по ту сторону гобана. Но он знал, что этому не бывать, пока он порой натыкается на стены и людей, забыв, что (больше) не бестелесный, - а порой не может удержаться от соблазна ткнуть себя чем-то острым, чтобы убедиться, что и впрямь жив.
Фудзисаки-сеней, пусть даже ее названый племянник отказывался это признавать, была женщиной неглупой. Она сразу поняла, что Сай пытался покончить с собой; а со временем даже вычислила, что он мнит себя призраком. Правда, в ее прагматическом представлении, «призрак» получился, когда некое обеспеченное семейство предпочло не замечать, что поведение их отпрыска переходит границы обычной эксцентричности, и сбросило заботы о нем на Торадзиро – гувернера или слугу, о котором Хикару явно ему напоминал; а потом по каким-то причинам они исчезли из его жизни, оставив его в одиночестве и без малейшего понятия, как позаботится о себе в реальном мире. Воображение Фудзисаки-сенсей рисовало старинное поместье, окруженное густым лесом, так что никто бы не заметил, если бы все его обитатели пали жертвой землетрясения, цунами или грабителей; и бродящую среди изуродованных тел одинокую фигуру, не замеченную даже смертью – есть, от чего сойти с ума. Впрочем, в то же время она была убеждена, что раз уж ее пациент сознательно стремится восстановить контакт с окружающим миром, однажды он сможет вести нормальную жизнь. Сам Сай втайне был совсем не так уверен.
За тысячу лет, что он был мертв, за сто пятьдесят лет, что он был заперт в гобане, за тридцать лет, что гобан был погребен на дне сундука, мир изменился до неузнаваемости. Зачастую он не был уверен, что все же не умер и не попал в обитель богов, что сможет однажды постичь все те невообразимые чудеса, среди которых ему предстояло жить. Тем не менее, он готов был попытаться. И пытался каждый день. Но все же в глубине души он сомневался, что ему по силам все это запомнить.
В своей прошлой жизни, закончив обучение, он посвящал свои дни почти исключительно го, - и отчасти музыке. Потом были только го и Торадзиро. А потом у него вдруг не осталось ничего, кроме воспоминаний, каждое из которых он лелеял, как величайшее сокровище.
Теперь все вдруг снова изменилось. Теперь ему необходимо было помнить, что окружающие его люди могут его видеть и слышать, а потому при них нельзя разговаривать с самим собой вслух, или говорить о событиях тысячелетний давности так, словно он их видел собственными глазами, или задавать подозрительные вопросы. Ему приходилось учиться читать знаки латиницы и пользоваться водопроводным краном, самому заправлять кровать и причесываться, самому одеваться, не забывая застегнуть «молнию» на «джинсах»…
Он был безгранично благодарен божеству, что позволило ему обрести новую жизнь в этом сказочном мире, но он боялся, что среди всех этих немыслимых чудес однажды потеряет себя.
Хикару помогал ему во всем. Подавал знаки, когда лучше замолчать, и позже сам отвечал на подозрительные вопросы. Одалживал необходимые вещи (притом, что у Сая ведь не было вообще ничего). Таскал бесконечные тетрадки, чтобы Сай мог записать все то, что так боялся забыть. Заново научил его писать, обнаружив, что Сай все еще пользуется китайскими иероглифами, бывшими в ходу в эпоху Хэйан. Подарил ему гобан, играл с ним в го и познакомил с волшебной коробкой, позволявшей играть с людьми далеко за стенами больницы. Просто был рядом, готовый положить теплую руку на плечо и прошептать в ухо успокаивающие слова.
Саю издавна не давались премудрости человеческого общения, но что такое обязательства, он знал не понаслышке. И оттого не мог не понимать, что, пусть даже заботиться о пациентах – прямая обязанность Хикару, он вполне мог бы не учиться ради Сая играть в го. А мог бы и вообще с Саем не разговаривать.
Второе, как ни странно, пугало Сая гораздо больше, чем первое.
Тоя Акира любил семейный го-салон. И неудивительно, учитывая, что он там практически вырос, прячась как от детей, не понимавших его пристрастия к «стариковский» игре, так и от взрослых профессионалов, ястребиным взором следящих за его прогрессом. Посетители салона же разделяли его чистую безусловную любовь к игре, - и называли сенсеем с восьми лет, из уважения к мастерству, а не бумажке с печатью. Конечно, оказывать ему достойное сопротивление на доске они перестали примерно в то же время, но имея отца-Мэйдзина и, можно сказать, старшего брата-Дзюдана, об этом Акира как раз не переживал. В редкие минуты бунтарства ему даже казалось, что его больше привлекает перспектива унаследовать салон, чем одинокий трон отца на вершине го-Олимпа.
Но в такие дни младший Тоя начинал жалеть, что не стал сдавать профессиональный экзамен, когда ему впервые предложили сделать это в нежном одиннадцатилетнем возрасте. Возможно тогда, если необходимость присмотреть за салоном возникала внезапно, он не оказывался бы автоматически наименее занятым членом семьи.
Не то чтобы ему не нравилось присматривать за салоном: в свои почти восемнадцать он разбирался в документации получше отца, и, в отличие от некоторых отцовских учеников, совершенно не считал, что принести гостю чашку чая - ниже его достоинства. Но вот сюрпризы он ненавидел: особенно если накануне не спал полночи, готовясь к утреннему тесту.
Поэтому ему совершенно не улыбалось распутывать грандиозную интригу с участием очередной временной хостесс, банкой вишневой газировки, «срочным» звонком от ее бойфренда и архивом лучших игр прошлого года. И он понятия не имел, где раздобыть чистую бумагу для кифу в 8:30 в пятницу вечером. Но поскольку отец и Огата-сан готовились к очередной битве за титул, а Итикава-сан только что принесла домой двух новорожденных дочерей, ему оставалось надеяться только на себя: то есть на то, что большой книжный через два квартала все еще открыт, и что они там в курсе, что такое го.
***
К счастью, в магазине была огромная секция настольных игр: в которой было все, от сёги до монополии, но зато не было никого, кроме придурковатого на вид парня примерно одного с Акирой возраста, который топтался у дальней полки, морщась на ценник на обложке смутно знакомой книги.
Усталого продавца-консультанта Акира нашел между стеллажами, где она, пользуясь затишьем по конец рабочего дня, играла на экране мобильного телефона в миниатюрную версию го. Акира постеснялся ее прерывать: играла девушка очень неплохо, возможно, даже на уровне инсея, но оппонент явно загнал ее в угол, оставив лишь маленькую лазейку на 1-3, воспользовавшись которой в перспективе она все равно принесла бы больше пользы белым, чем самой себе. Так что самым логичным выбором, к несчастью, было бы пожертвовать всей группой, хотя…
За другим плечом девушки вдруг замаячила огромная рубашка в уродливую сине-оранжевую клетку, и неприлично громкий голос рявкнул:
- Ходи на 1–2. И обрати уже все-таки на нас внимание.
Девушка густо покраснела, но все же поставила камень по указанным координатам, прежде чем спрятать телефон:
- Так что вам угодно?
Жертва моды неестественно широко улыбнулась и помахала перед носом у девушки сборником «Золотой фонд го: 100 лучших игр Нового времени»:
- Можно мне только второй том? А то в первом один Сюсаку.
- Потому они и лучшие, - фыркнула девушка и украдкой смерила парня презрительным взглядом – от двухцветных волос до рваных джинсов и выпендрежных кроссовок.
- Поэтому они у нас уже есть, - прошипел в ответ парень и чуть не по пояс зарылся в ядовито-желтый рюкзак с кричащей красной пятеркой на переднем кармане: наверное, в поисках кошелька. Акира воспользовался шансом, чтобы – очень вежливо - осведомиться о бумаге для кифу.
- Бумага для кифу? – заголосил белобрысый парень. – Это я, выходит, зря весь год эти долбанные клеточки рисовал?
С этими словами он нырнул вперед и стащил с полки три последние тетради для записи кифу, пробормотал «А, ну да, тебе ведь тоже надо!», сунул одну в руку опешившему Акире, и прихватив-таки оба тома «Золотого века», понесся к кассе..
***
- А ну стой! – прохрипел Акира, с трудом переводя дух: к тому моменту как он, оправившись от изумления, оплатил последнюю оставшуюся ему тетрадь и выскочил из магазина, негодный мальчишка успел уйти довольно-таки далеко. – Это мое!
- Теперь мое, - осклабился мальчишка. – Облом!
- Тебе-то зачем? Ты минуту назад даже не знал, что такое кифу!
- Я знаю, что такое кифу! Я не знал, что для них бумага продается!
- Как этого можно не знать? Любой, кто хотя раз держал в руках камни… А еще выступал что-то про один – два!..
- Почему это «выступал»? Хороший был ход!
- Да, но откуда?.. Даже я не сразу…
- Ну так значит, ты тормоз!
- Да я… да не… Да ты просто угадал!
- Может и угадал.
- То есть как это «угадал»? Го – это тебе не угадайка! Это самая прекрасная и самая сложная игра в мире! И ты думаешь, что можешь просто так взять и…
- Да расслабься, не гадал я. И ты не тормоз. Просто мне друг однажды показал что-то подобное. Тогда я не очень понял, но пришлось кстати.
- Ага, так ты все же играешь в го!
- А что, хочешь сыграть?
- А ты того стоишь?..
-25-
- Ладно, убедил, ты реально крут.
- Давно ты изучаешь го?
- «Изучаю»? Чувак, не знаю, откуда ты свалился, но го – это игра. Покаааа!
Зеленый глаз задорно подмигнул из-под осветленной челки, стеклянная дверь беззвучно закрылась и сине-оранжевая рубашка растворилась в прохладе осенней ночи.
Два моку. Тоя Акира недоуменно воззрился на разлинованный листок, испещренный кривобокими черными и аккуратными красными кругами. Два моку. Игра на равных, конечно, предполагала коми в 5,5 очков, обеспечивших ему победу, но все равно: с каких пор Тоя Акира позволял обойти себя на два моку, тем более какому-то раздолбаю, не знающему, что такое бумага для кифу? Неужели он настолько расслабился? Может, он не так уж и силен? Может быть, ему давно следовало пойти в профессионалы? Может быть, теперь уже поздно?
Но нет. Раздолбай был чертовски хорош, но все же Акира одолел его. А значит, он все еще силен. И может стать еще сильнее, коль скоро в его распоряжении самые лучшие учителя. И тогда он по-настоящему разгромит проклятого задаваку, и если понадобится, будет громить снова и снова. Тоя Акира – надежда японского го. Просто так его никто не обыграет.
Хищно улыбнувшись, Акира аккуратно вложил мятый листок в чистую тетрадь для кифу, и, заказав мерзкий жирный сэндвич, который не собирался есть, как бы невзначай поинтересовался у официантки, куда именно патлатый тип притащил его играть.
И только когда разгневанный Огата-сан, хлопнув дверью машины, потребовал объяснить, каким же это образом его занесло в такой район и в такое время, Акира понял, что так и не спросил, как его соперника зовут…
Огата Сэйдзи был страшно зол. Женщины за рулем, чтоб их… Так прям и поскакала вызывать полицию, будто ей дела нет до лишней галочки в личном деле. Ну или она надеялась все свалить на него… Но, дудки: он даже скорость не превышал, - на этот раз. И на кой ему сдалось медицинское освидетельствование? Ничего ему от пары синяков не сделается! А вот от принудительной госпитализации… Стервятники из «Еженедельника го» уже устроили пирушку, когда Тоя-Мэйдзин лишился титула из-за, по их версии, плохого самочувствия. Страшно подумать, что будет, если они пронюхают, что Огата-Дзюдан не защитил титул, «сославшись на медицинские проблемы»…
И чего только они там возятся? Сколько времени нужно, чтобы просмотреть пару снимков? Ему надо домой, готовиться к матчу, и кормить рыбок… А еще ему срочно надо покурить. И, может быть, вздрем…
- Огата-сан, Кобаяси-сенсей велел Вам не спать!
Сэдзи с трудом разлепил отяжелевшие веки:
- Да? А что я, по-вашему, должен делать? – он с отвращением взглянул на безнадежно просроченный журнал, который подобрал со стойки в приемном покое, и несколько раз моргнул, но мизерные строчки ни в какую не желали фокусироваться: не иначе как потому, что его очки аварию не пережили. – Я почему-то сильно сомневаюсь, что у вас тут есть гобан.
- Вообще-то.... – медсестра, над которой он с первых минут неприкрыто глумился, столь же неприкрыто просияла и торопливо зачирикала в телефонную трубку: Слушай, Миюки, а ты Фудзиваре лекарства уже дала? О, так Синдо здесь? А когда у него смена заканчивается? – в улыбке медсестры промелькнуло что-то садистское. – Да, спасибо тебе, милая. Передай ему, что у нас тут пациент, которому в ближайшие полтора часа нельзя спать. И который желает играть в го.
Огата в очередной раз потер лоб, где ватная мразность постепенно сменялась непрекращающейся тупой болью. С видавшего виды гобана на него укоризненно, словно он упустил что-то очевидное, глядели неровные группы черно-белых камней. Играл Сэйдзи отвратительно, но это он заметил уже давно. Мальчишка-санитар был хорош, достаточно хорош, чтобы оказать достойное сопротивление Дзюдану (Дзюдану, который изрядно приложился головой, но все же), однако этого тоже следовало ожидать: про зеленые глаза, вытравленную челку и беспорядочно напористую манеру игры надоедливый отпрыск сенсея давно прожужжал ему все уши, и у Сэйдзи не было ни малейшего желания в это дело лезть, особенно когда его голова грозила вот-вот взорваться; в конце концов, он узнал имя и место работы, а дальше Акира пусть сам разбирается, не маленький. Но было что-то еще: сквозь немыслимые формы и рвущиеся напролом комбинации проглядывала манера столь же неумолимая, но куда более утонченная, традиционная и словно бы впитавшая мудрость веков, почти как… Сай? Но нет, быть такого не может. Мальчишка, несомненно, был по-своему талантлив, но при этом явно понятия не имел о мире профессионального го и, вдобавок, все еще делал ошибки, которые можно было объяснить исключительно неопытностью. Ему не достало бы глубины понимания, чтобы побить даже того рыжего второго дана из группы Мориситы, не говоря уже об Акире, но все же…
- Сай, - задумчиво протянул Сэйдзи, на этот раз вслух, - «Святой Net-Go». В тебе нет его элегантности, его отточенного мастерства, но на самом базовом уровне твое го так и кричит «Сай!»
- «Святой», говорите? – хмыкнул мальчишка. – Обязательно расскажу, ему понравится. Хотя нет: как раз не расскажу, а то, чего доброго, лопнет от гордости.
Сэйдзи вдруг нестерпимо захотелось кому-нибудь врезать.
- Ах, так значит с кем-то он все-таки разговаривает! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Весь мир го на нем свихнулся! Профессионалы пошли в сеть, чтобы хоть раз с ним сыграть. Я сам который месяц торчу на этом гребаном сайте! Япония десятилетиями ждала, когда родиться еще один талант подобного масштаба, а он считает, что ему можно залогиниться два часа в день, всех переполошить, и снова… Ты, ты ведь его знаешь! И ты меня к нему приведешь! Пусть он мне объяснит, что это он о себе возомнил! А потом, я хочу с ним сыграть!!!
- Если вы думаете, что после такого я вас на километр подпущу к Саю, вы оч-чень заблуждаетесь, - холодно отозвался Синдо, и Сэйдзи с большим опозданием осознал, что в ходе своего гневного монолога успел вскочить на ноги и буквально впечатать собеседника в стену.
- Вот черт, опять меня занесло, - мысленно вздохнул он. Ярость испарилась так же стремительно, как нахлынула, оставив после себя лишь липкую томительную усталость. Сэйдзи покачнулся и инстинктивно еще крепче вцепился в зеленый воротник. Две маленькие ладошки привычным жестом цепко подхватили его под локти и осторожно подтолкнули по направлению к кровати.
- Мне не положено ставить диагнозы, но могу сказать, что вы псих, - прокомментировал Синдо, потирая шею там, где в нее впивался воротник форменной рубашки. – Хотя, в го вообще играют одни психи. А играете вы мощно, даже в пристукнутом состоянии. Так что Сай-то, конечно, будет на седьмом небе от счастья. Но сейчас уже несколько поздновато, да и выглядите вы, честно говоря, как-то не очень. И полтора часа уже почти прошли, так что я сейчас позову Кобаяси-сенсея. Пусть он вас еще раз осмотрит, и ложитесь-ка спать. А если будете хорошо себя вести, завтра, может, и расскажу вам про Сая…
Кобаяси-сенсей заверил Огату, что выпишет его хоть завтра, при условии что будет, кому отвезти его домой и присмотреть за ним в течение следующих нескольких дней: и Сэйдзи мысленно содрогнулся, представив себе реакцию каждого члена семейства Тоя, одному из которых придется-таки поведать о своих приключениях. Но с другой стороны, - заключил он, поудобнее устраиваясь на подушке, когда обезболивающие наконец начали действовать, - если все это прольет свет на загадочную историю Сая, возможно, они того стоило…
Фудзивара-но Корэтика не был самым влиятельным человеком своего времени, но его ранг был достаточно высок, чтобы жениться на внучке царствующего императора (от наложницы, а не самой императрицы, но все же). Сай был младшим из его четырех сыновей, и потому рос, вместе с семью сестрами, в отдаленном поместье, дожидаясь, пока менее удачливым родственниками понадобится усыновить наследника или когда не слишком высокородный ценный союзник пожелает, чтобы супруг его дочери носил имя Фудзивара. Однажды, объезжая свои владения, Корэтика в поместье остановился на ночлег, не смог отличить шестилетнего Сая от пятилетней Юмико и повелел, чтобы мальчика обучили искусству владения мечом. Ни до, ни после того случая прямых контактов с родителями Сай, по сути, не имел: но все же ему не приходило в голову сомневаться, что как завтра, так и месяц или год спустя в его миске найдется рис, а на плечах у него будет кимоно отменного шелка.
Когда две его старшие сестры была пожалованы званием фрейлин и отбыли в столицу, они увезли с собой истории о необыкновенном мастерстве Сая, так что вскоре отец прислал и за ним. Придворная карьера Сая была в своем роде головокружительна, но в то же время его ранг был недостаточно высок, чтобы получать денежное жалование, а сам он слишком молод, чтобы помышлять о собственном доме. Сай закончил свое земное существование, не имея в этом мире иных забот, кроме своей излюбленной игры. В смерти он усвоил, что по-настоящему нуждается только в возможности играть. Заключение в гобане доказало, что можно обойтись и без этого.
Теперь он больше не мог называться Фудзивара-но Саем, и может статься, что в его венах не осталось ни капли императорской крови. И он хотел бы сказать, что играть – более чем достаточно, но его новоявленное тело требовало пищи и крова; а все, что было у него в его новой материальной жизни, от исцарапанного гобана у его постели до потрепанного телефона в кармане, либо некогда принадлежало Хикару, либо и вовсе все еще принадлежало ему. На свой первый официальный матч Сай отправился в придворном кимоно, - потому что Хикару догадался отдать его в чистку. Мягкую голубую «толстовку», в которую он по привычке кутался, забившись в угол, Хикару подарил ему на День Рождения. Прекрасную флейту, надежно спрятанную в его ящике, Хикару позаимствовал деда («Да он даже не заметит! У него в сарае знаешь сколько этого древнего хлама навалено? Он, может, даже не знает толком, что там есть!»). За его профессиональный экзамен заплатил Сэйдзи-сан, - но познакомил их тоже Хикару.
Сай часто повторял, что в го – вся его жизнь. Но до сих пор го никогда не было для него средством к существованию. Он смутно понимал, что только благодаря го продвинулся до четвертого придворного ранга, и что их совместные игры, помимо славы, приносили Торадзиро какие-то деньги. Теперь, когда он снова мог играть самостоятельно, он не сомневался, что скоро пробьется на вершину: что, вероятно, подразумевало почести и некие сопутствующие материальные блага. Но представление о деньгах как таковых у него по-прежнему было весьма расплывчатое. Он должен был Сэйдзи-сану, как ему казалось, астрономическую сумму, которая самому Дзюдану, однако же, представлялась «незначительным вкладом в славное будущее японского го». А все, чем он обязан Хикару, нельзя было исчислить никакими деньгами. И ему нечем было поделиться в ответ, кроме своей страсти к игре в го: которой вдруг стало совсем недостаточно…
По мнению тети Уруми, лучшим способом восстановить адекватную связь с окружающим миром для Сая было почаще покидать зону комфорта, так что Хикару не в первый раз заставал его совершенно выбитым из колеи. Его слегка удивило, что это случилось именно сейчас, когда Сай, казалось бы, как раз готов был вернуться в детально знакомую ему среду, но что надо делать, Хикару знал.
- Эй, что не так? – тихо спросил он, медленно опуская руку на отнюдь не призрачное плечо.
Сай вымученно улыбнулся:
- Ничего. Спасибо за беспокойство, Хикару, но все просто замечательно.
- Ну ладно. Как игра?
- Проиграл полмоку.
- Так ты поэтому такой кислый? Ты же вроде говорил, что при обратном коми выигрыш теряет смысл?
- Так и есть. Мою победу списали бы на фору, а Тоя-сан все равно выглядел бы не лучшим образом, проиграв новичку. Нет, я хочу одолеть его в честном бою!
- Это да. Впрочем, судя по тому, какие дифирамбы поет тебе Огата, Тоя-сенсей глазом моргнуть не успеет, как ты его догонишь. Я что, что-то не то сказал?
Волна отчаяния накатила на Сая так внезапно и так неумолимо, что он отвернулся всем телом, чувствуя, что готов всерьез разрыдаться, и никакой веер этого не скроет. Слишком хорошо он все это помнил по своей прошлой жизни: чувство глубокого удовлетворения от с боем вырванной победы; триумф; благоговение; отчуждение, холодная вежливость и зависть: еще один Фудзивара; личный наставник Его Величества, хотя ему нет и двадцати…
- Когда тебе больше не нужно будет обо мне заботиться… ты оставишь меня? – всхлипнул он, больше не пытаясь сдержать слезы.
Хикару окинул его изумленным взглядом – и рассмеялся:
- Пока не научишься отличать банкомат от автомата с газировкой, я бы по этому поводу вообще не переживал. Нет, ты что, реально из-за этого паришься? Это же… Мне что, реально надо тебе это объяснять, ты ж, вроде как, гений? Если бы я сам этого не хотел, я бы с тобой не возился. И я все еще хочу научить тебя кататься на велосипеде, и отвести на каток, и увидеть выражение твоего лица, когда ты впервые взглянешь на землю из иллюминатора самолета. Я хочу посмотреть, как ты найдешь этот свой Божественный ход. Не знаю, может быть однажды я и сам захочу помочь тебе его искать. Проще говоря, никуда ты от меня не денешься. Так что не будь идиотом!
Он раскинул руки, и повинуясь неведомому инстинкту, которым его тело обзавелось в его отсутствие, Сай склонил голову ему на плечо и закрыл глаза. В самом уголке его сознания голос старого наставника сурово прошамкал, что молодые люди благородного воспитания так себя не ведут, но Сай не обратил на него ни малейшего внимания: он провел тысячу лет в гордом одиночестве, и теперь намеревался во что бы то ни стало их наверстать.
А где-то в непостижимых глубинах вселенной Ками-сама тихо посмеивались, переставляя звезды на небесах в преддверии ночи Танабата. Смертные! Вечно готовы мир перевернуть в поисках родственной души, когда им всего-то и нужно дождаться своего часа.
...Не знаю, каким макаром я изначально насчитала 33 эпизода, но это
Примечание к сцене 24
Примечание к сцене 24: Токио – не маленький город. Давайте представим себе, что где-то на его просторах найдется один на российский лад раздолбаистый продавец.
Примечания к сценам 26-27Примечание к сценам 26-27: Автор вообще водить не умеет: так что все комментарии в адрес женщин за рулем и прочих морально пострадавших категорий граждан – всецело на совести Огаты-сана.
Что касается картинки, то до сих пор я думала, что "я бы..., да герой не захотел" - это политкорректный способ признаться, что у художника руки растут из такого места, что, наверно, это ноги. У меня руки и впрямь растут из того самого места, но это не отменяет того факта, что, стоило мне подобрать приличествующий темно-синий карандаш, как Огата-сан возопил, что у него, вопреки расхожему мнению, в гардеробе больше одного костюма, и рубашка должна быть розовой (Акира, видимо, свое чувство стиля воспринял именно от него); а затем Хикару столь же решительно заявил, что его надо красить непременно не карандашами, а фломастерами
Примечания к сцене 28Примечания к сцене 28:
(1) Задавшись вопросом, с чего я решила, что Сай был придворным именно 4 ранга, я поняла, что достоверно помню только, что придворные 6го ранга носили зеленое. Учебник по истории костюма учит нас, что необходимо также различать оттенки, но в целом, пурпурный – это высшие ранги. Тут я поняла, что не помню, котируются ли ранги по восходящей или по нисходящей, и решила забить
(2) Танабата – не в смысле про любовь, а в смысле раз в году. А вообще, я почти уверена, что на самом деле она рядом не стояла с играми Синсёдан, но прежде, чем придумать этот абзац, я до отвращения заслушала одноименную песню.
-22-
-22-
Убедившись, что нос «мышки» стрит именно туда, куда надо, Сай аккуратно прижал пальцем ее левое «ухо» и, с треском раскрыв веер, приготовился ждать. Ждать пришлось 11 минут и 38 секунд, но в конце концов черный камень с глупым крякающим звуком заполнил лазейку, которую он якобы случайно оставил. Сай удовлетворенно улыбнулся: среди всех игроков из волшебной коробки tAkira быстро становился его любимцем. Прежде ему уже доводилось играть с этим мальчиком (ибо, несмотря на впечатляющее мастерство, манера игры была явно мальчишеская, а не взрослого мужчины), и, хотя с их прошлой игры прошло всего лишь несколько дней, но за эти несколько дней мальчик успел многому научиться. «Ну, не настолько многому», - мысленно усмехнулся Сай, и, не заботясь о тупиковой в перспективе лазейке, ткнул мышкой в другой конец доски, словно бы невзначай отрезая сразу три цепочки черных камней, почти подобравшиеся к зоне влияние белых: юный лев слишком хорош, и милосердие по отношению к нему было бы оскорбительно, - время бить наверняка.
Еще десять минут спустя волшебная коробка, как и следовало ожидать, сообщила, что tAkira признает свое поражение. И Сай, преисполненный искренней благодарности за увлекательную игру, поклонился, пусть даже Хикару периодически напоминал ему, что толку от этого никакого, т.к. все равно его никто не видит. Волшебная коробка, словно и у нее на этот счет был собственное мнение, снова неестественно пискнула, и прямо посреди гобана раскрылось окошко с нечеловечески ровно начертанным посланием: «Охренеть! Ладно меня, то ты Тою побил – дважды! Ты вообще кто?»
Читать иноземные буквы бывший Хэйанский аристократ, разумеется, не умел, но старался запоминать очертания любимых «ников», как запоминал в детстве иероглифы. Впрочем, в данном случае он и без того знал, кто так настойчиво порывается писать ему, с тех пор как Хикару случайно оказался у компьютера и удостоил очередного противника Сая весьма нескромным ответом.
Zelda принадлежал к числу самых юных и одновременно самых многообещающих игроков из волшебной коробки. Он (что бы там ни говорил Хикару о принцессах из сказок, это был именно он) был немного моложе – или просто не так серьезен, - как tAkira, и не так безгранично талантлив, но со временем из него вполне мог выйти выдающийся игрок.
Собственно говоря, при первой встрече с Саем оба они были преисполнены уверенности в своей победе. tAkira ставил камни спокойно и неспешно, Zelda – с суматошным энтузиазмом, но оба играли для развлечения и не скрывали этого, чем призвали на свою голову завуалированную и очень жестокую версию учебной партии, когда на протяжении игры противник ничем не выдавал своей силы и лишь в самом конце вдруг набирал астрономическое количество очков, вынуждая нахальных мальчишек переигрывать партию снова и снова, ища, когда же они утратили контроль над доской, - чтобы в итоге понять, что никакого контроля у них и не было вовсе.
Судя по более сдержанному, но в целом довольно-таки вялому началу второй игры, tAkira намека не понял: а точнее, смог убедить себя, что проиграл только потому, что был недостаточно серьезен, - и тем заслужил стремительное и недвусмысленное поражение. Zelda же, напротив, усвоил урок уж слишком хорошо: он теперь старался играть с Саем как можно чаще, но в итоге выходило что-то вроде учебной партии наоборот. Даже не пытаясь выиграть у более сильного противника, zelda только выстраивал на доске любопытные комбинации (некоторые из которых придумывал сам, а некоторые – явно заимствовал как минимум у двух у более опытных игроков), и с интересом наблюдал за реакцией.
Профессиональная гордость педагога взывала к Саю, требуя выбить, - не обязательно метафорически, - столь явные несовершенства из стиля обоих юнцов. Он почти жалел, что не может больше невидимой тенью нашептывать ходы в ухо восьмилетнего малыша, чтобы tAkira осознал, что нельзя недооценивать любого оппонента, что непобежденный – еще не значит непобедимый. Ему хотелось предстать перед zelda лишенным даже того ореола призрачного могущества, которое некогда сообщало ему имя «Фудзивара», чтобы тот понял, что даже sai – всего лишь человек, которого можно переиграть: не без труда, конечно, и не в ближайшем будущем. Он жаждал взращивать и наставлять, и ловить искры понимания – или смущения – во взгляде по ту сторону гобана. Но он знал, что этому не бывать, пока он порой натыкается на стены и людей, забыв, что (больше) не бестелесный, - а порой не может удержаться от соблазна ткнуть себя чем-то острым, чтобы убедиться, что и впрямь жив.
***
*
*
-23-
-23-
Фудзисаки-сеней, пусть даже ее названый племянник отказывался это признавать, была женщиной неглупой. Она сразу поняла, что Сай пытался покончить с собой; а со временем даже вычислила, что он мнит себя призраком. Правда, в ее прагматическом представлении, «призрак» получился, когда некое обеспеченное семейство предпочло не замечать, что поведение их отпрыска переходит границы обычной эксцентричности, и сбросило заботы о нем на Торадзиро – гувернера или слугу, о котором Хикару явно ему напоминал; а потом по каким-то причинам они исчезли из его жизни, оставив его в одиночестве и без малейшего понятия, как позаботится о себе в реальном мире. Воображение Фудзисаки-сенсей рисовало старинное поместье, окруженное густым лесом, так что никто бы не заметил, если бы все его обитатели пали жертвой землетрясения, цунами или грабителей; и бродящую среди изуродованных тел одинокую фигуру, не замеченную даже смертью – есть, от чего сойти с ума. Впрочем, в то же время она была убеждена, что раз уж ее пациент сознательно стремится восстановить контакт с окружающим миром, однажды он сможет вести нормальную жизнь. Сам Сай втайне был совсем не так уверен.
За тысячу лет, что он был мертв, за сто пятьдесят лет, что он был заперт в гобане, за тридцать лет, что гобан был погребен на дне сундука, мир изменился до неузнаваемости. Зачастую он не был уверен, что все же не умер и не попал в обитель богов, что сможет однажды постичь все те невообразимые чудеса, среди которых ему предстояло жить. Тем не менее, он готов был попытаться. И пытался каждый день. Но все же в глубине души он сомневался, что ему по силам все это запомнить.
В своей прошлой жизни, закончив обучение, он посвящал свои дни почти исключительно го, - и отчасти музыке. Потом были только го и Торадзиро. А потом у него вдруг не осталось ничего, кроме воспоминаний, каждое из которых он лелеял, как величайшее сокровище.
Теперь все вдруг снова изменилось. Теперь ему необходимо было помнить, что окружающие его люди могут его видеть и слышать, а потому при них нельзя разговаривать с самим собой вслух, или говорить о событиях тысячелетний давности так, словно он их видел собственными глазами, или задавать подозрительные вопросы. Ему приходилось учиться читать знаки латиницы и пользоваться водопроводным краном, самому заправлять кровать и причесываться, самому одеваться, не забывая застегнуть «молнию» на «джинсах»…
Он был безгранично благодарен божеству, что позволило ему обрести новую жизнь в этом сказочном мире, но он боялся, что среди всех этих немыслимых чудес однажды потеряет себя.
Хикару помогал ему во всем. Подавал знаки, когда лучше замолчать, и позже сам отвечал на подозрительные вопросы. Одалживал необходимые вещи (притом, что у Сая ведь не было вообще ничего). Таскал бесконечные тетрадки, чтобы Сай мог записать все то, что так боялся забыть. Заново научил его писать, обнаружив, что Сай все еще пользуется китайскими иероглифами, бывшими в ходу в эпоху Хэйан. Подарил ему гобан, играл с ним в го и познакомил с волшебной коробкой, позволявшей играть с людьми далеко за стенами больницы. Просто был рядом, готовый положить теплую руку на плечо и прошептать в ухо успокаивающие слова.
Саю издавна не давались премудрости человеческого общения, но что такое обязательства, он знал не понаслышке. И оттого не мог не понимать, что, пусть даже заботиться о пациентах – прямая обязанность Хикару, он вполне мог бы не учиться ради Сая играть в го. А мог бы и вообще с Саем не разговаривать.
Второе, как ни странно, пугало Сая гораздо больше, чем первое.
***
*
*
-24-
-24-
Тоя Акира любил семейный го-салон. И неудивительно, учитывая, что он там практически вырос, прячась как от детей, не понимавших его пристрастия к «стариковский» игре, так и от взрослых профессионалов, ястребиным взором следящих за его прогрессом. Посетители салона же разделяли его чистую безусловную любовь к игре, - и называли сенсеем с восьми лет, из уважения к мастерству, а не бумажке с печатью. Конечно, оказывать ему достойное сопротивление на доске они перестали примерно в то же время, но имея отца-Мэйдзина и, можно сказать, старшего брата-Дзюдана, об этом Акира как раз не переживал. В редкие минуты бунтарства ему даже казалось, что его больше привлекает перспектива унаследовать салон, чем одинокий трон отца на вершине го-Олимпа.
***
Но в такие дни младший Тоя начинал жалеть, что не стал сдавать профессиональный экзамен, когда ему впервые предложили сделать это в нежном одиннадцатилетнем возрасте. Возможно тогда, если необходимость присмотреть за салоном возникала внезапно, он не оказывался бы автоматически наименее занятым членом семьи.
Не то чтобы ему не нравилось присматривать за салоном: в свои почти восемнадцать он разбирался в документации получше отца, и, в отличие от некоторых отцовских учеников, совершенно не считал, что принести гостю чашку чая - ниже его достоинства. Но вот сюрпризы он ненавидел: особенно если накануне не спал полночи, готовясь к утреннему тесту.
Поэтому ему совершенно не улыбалось распутывать грандиозную интригу с участием очередной временной хостесс, банкой вишневой газировки, «срочным» звонком от ее бойфренда и архивом лучших игр прошлого года. И он понятия не имел, где раздобыть чистую бумагу для кифу в 8:30 в пятницу вечером. Но поскольку отец и Огата-сан готовились к очередной битве за титул, а Итикава-сан только что принесла домой двух новорожденных дочерей, ему оставалось надеяться только на себя: то есть на то, что большой книжный через два квартала все еще открыт, и что они там в курсе, что такое го.
***
К счастью, в магазине была огромная секция настольных игр: в которой было все, от сёги до монополии, но зато не было никого, кроме придурковатого на вид парня примерно одного с Акирой возраста, который топтался у дальней полки, морщась на ценник на обложке смутно знакомой книги.
Усталого продавца-консультанта Акира нашел между стеллажами, где она, пользуясь затишьем по конец рабочего дня, играла на экране мобильного телефона в миниатюрную версию го. Акира постеснялся ее прерывать: играла девушка очень неплохо, возможно, даже на уровне инсея, но оппонент явно загнал ее в угол, оставив лишь маленькую лазейку на 1-3, воспользовавшись которой в перспективе она все равно принесла бы больше пользы белым, чем самой себе. Так что самым логичным выбором, к несчастью, было бы пожертвовать всей группой, хотя…
За другим плечом девушки вдруг замаячила огромная рубашка в уродливую сине-оранжевую клетку, и неприлично громкий голос рявкнул:
- Ходи на 1–2. И обрати уже все-таки на нас внимание.
Девушка густо покраснела, но все же поставила камень по указанным координатам, прежде чем спрятать телефон:
- Так что вам угодно?
Жертва моды неестественно широко улыбнулась и помахала перед носом у девушки сборником «Золотой фонд го: 100 лучших игр Нового времени»:
- Можно мне только второй том? А то в первом один Сюсаку.
- Потому они и лучшие, - фыркнула девушка и украдкой смерила парня презрительным взглядом – от двухцветных волос до рваных джинсов и выпендрежных кроссовок.
- Поэтому они у нас уже есть, - прошипел в ответ парень и чуть не по пояс зарылся в ядовито-желтый рюкзак с кричащей красной пятеркой на переднем кармане: наверное, в поисках кошелька. Акира воспользовался шансом, чтобы – очень вежливо - осведомиться о бумаге для кифу.
- Бумага для кифу? – заголосил белобрысый парень. – Это я, выходит, зря весь год эти долбанные клеточки рисовал?
С этими словами он нырнул вперед и стащил с полки три последние тетради для записи кифу, пробормотал «А, ну да, тебе ведь тоже надо!», сунул одну в руку опешившему Акире, и прихватив-таки оба тома «Золотого века», понесся к кассе..
***
- А ну стой! – прохрипел Акира, с трудом переводя дух: к тому моменту как он, оправившись от изумления, оплатил последнюю оставшуюся ему тетрадь и выскочил из магазина, негодный мальчишка успел уйти довольно-таки далеко. – Это мое!
- Теперь мое, - осклабился мальчишка. – Облом!
- Тебе-то зачем? Ты минуту назад даже не знал, что такое кифу!
- Я знаю, что такое кифу! Я не знал, что для них бумага продается!
- Как этого можно не знать? Любой, кто хотя раз держал в руках камни… А еще выступал что-то про один – два!..
- Почему это «выступал»? Хороший был ход!
- Да, но откуда?.. Даже я не сразу…
- Ну так значит, ты тормоз!
- Да я… да не… Да ты просто угадал!
- Может и угадал.
- То есть как это «угадал»? Го – это тебе не угадайка! Это самая прекрасная и самая сложная игра в мире! И ты думаешь, что можешь просто так взять и…
- Да расслабься, не гадал я. И ты не тормоз. Просто мне друг однажды показал что-то подобное. Тогда я не очень понял, но пришлось кстати.
- Ага, так ты все же играешь в го!
- А что, хочешь сыграть?
- А ты того стоишь?..
***
*
*
-25-
-25-
- Ладно, убедил, ты реально крут.
- Давно ты изучаешь го?
- «Изучаю»? Чувак, не знаю, откуда ты свалился, но го – это игра. Покаааа!
Зеленый глаз задорно подмигнул из-под осветленной челки, стеклянная дверь беззвучно закрылась и сине-оранжевая рубашка растворилась в прохладе осенней ночи.
***
Два моку. Тоя Акира недоуменно воззрился на разлинованный листок, испещренный кривобокими черными и аккуратными красными кругами. Два моку. Игра на равных, конечно, предполагала коми в 5,5 очков, обеспечивших ему победу, но все равно: с каких пор Тоя Акира позволял обойти себя на два моку, тем более какому-то раздолбаю, не знающему, что такое бумага для кифу? Неужели он настолько расслабился? Может, он не так уж и силен? Может быть, ему давно следовало пойти в профессионалы? Может быть, теперь уже поздно?
Но нет. Раздолбай был чертовски хорош, но все же Акира одолел его. А значит, он все еще силен. И может стать еще сильнее, коль скоро в его распоряжении самые лучшие учителя. И тогда он по-настоящему разгромит проклятого задаваку, и если понадобится, будет громить снова и снова. Тоя Акира – надежда японского го. Просто так его никто не обыграет.
Хищно улыбнувшись, Акира аккуратно вложил мятый листок в чистую тетрадь для кифу, и, заказав мерзкий жирный сэндвич, который не собирался есть, как бы невзначай поинтересовался у официантки, куда именно патлатый тип притащил его играть.
И только когда разгневанный Огата-сан, хлопнув дверью машины, потребовал объяснить, каким же это образом его занесло в такой район и в такое время, Акира понял, что так и не спросил, как его соперника зовут…
***
*
*
-26-
-26-
Огата Сэйдзи был страшно зол. Женщины за рулем, чтоб их… Так прям и поскакала вызывать полицию, будто ей дела нет до лишней галочки в личном деле. Ну или она надеялась все свалить на него… Но, дудки: он даже скорость не превышал, - на этот раз. И на кой ему сдалось медицинское освидетельствование? Ничего ему от пары синяков не сделается! А вот от принудительной госпитализации… Стервятники из «Еженедельника го» уже устроили пирушку, когда Тоя-Мэйдзин лишился титула из-за, по их версии, плохого самочувствия. Страшно подумать, что будет, если они пронюхают, что Огата-Дзюдан не защитил титул, «сославшись на медицинские проблемы»…
И чего только они там возятся? Сколько времени нужно, чтобы просмотреть пару снимков? Ему надо домой, готовиться к матчу, и кормить рыбок… А еще ему срочно надо покурить. И, может быть, вздрем…
- Огата-сан, Кобаяси-сенсей велел Вам не спать!
Сэдзи с трудом разлепил отяжелевшие веки:
- Да? А что я, по-вашему, должен делать? – он с отвращением взглянул на безнадежно просроченный журнал, который подобрал со стойки в приемном покое, и несколько раз моргнул, но мизерные строчки ни в какую не желали фокусироваться: не иначе как потому, что его очки аварию не пережили. – Я почему-то сильно сомневаюсь, что у вас тут есть гобан.
- Вообще-то.... – медсестра, над которой он с первых минут неприкрыто глумился, столь же неприкрыто просияла и торопливо зачирикала в телефонную трубку: Слушай, Миюки, а ты Фудзиваре лекарства уже дала? О, так Синдо здесь? А когда у него смена заканчивается? – в улыбке медсестры промелькнуло что-то садистское. – Да, спасибо тебе, милая. Передай ему, что у нас тут пациент, которому в ближайшие полтора часа нельзя спать. И который желает играть в го.
***
*
*
-27-
-27-
Огата в очередной раз потер лоб, где ватная мразность постепенно сменялась непрекращающейся тупой болью. С видавшего виды гобана на него укоризненно, словно он упустил что-то очевидное, глядели неровные группы черно-белых камней. Играл Сэйдзи отвратительно, но это он заметил уже давно. Мальчишка-санитар был хорош, достаточно хорош, чтобы оказать достойное сопротивление Дзюдану (Дзюдану, который изрядно приложился головой, но все же), однако этого тоже следовало ожидать: про зеленые глаза, вытравленную челку и беспорядочно напористую манеру игры надоедливый отпрыск сенсея давно прожужжал ему все уши, и у Сэйдзи не было ни малейшего желания в это дело лезть, особенно когда его голова грозила вот-вот взорваться; в конце концов, он узнал имя и место работы, а дальше Акира пусть сам разбирается, не маленький. Но было что-то еще: сквозь немыслимые формы и рвущиеся напролом комбинации проглядывала манера столь же неумолимая, но куда более утонченная, традиционная и словно бы впитавшая мудрость веков, почти как… Сай? Но нет, быть такого не может. Мальчишка, несомненно, был по-своему талантлив, но при этом явно понятия не имел о мире профессионального го и, вдобавок, все еще делал ошибки, которые можно было объяснить исключительно неопытностью. Ему не достало бы глубины понимания, чтобы побить даже того рыжего второго дана из группы Мориситы, не говоря уже об Акире, но все же…
- Сай, - задумчиво протянул Сэйдзи, на этот раз вслух, - «Святой Net-Go». В тебе нет его элегантности, его отточенного мастерства, но на самом базовом уровне твое го так и кричит «Сай!»
- «Святой», говорите? – хмыкнул мальчишка. – Обязательно расскажу, ему понравится. Хотя нет: как раз не расскажу, а то, чего доброго, лопнет от гордости.
Сэйдзи вдруг нестерпимо захотелось кому-нибудь врезать.
- Ах, так значит с кем-то он все-таки разговаривает! – прошипел он сквозь стиснутые зубы. – Весь мир го на нем свихнулся! Профессионалы пошли в сеть, чтобы хоть раз с ним сыграть. Я сам который месяц торчу на этом гребаном сайте! Япония десятилетиями ждала, когда родиться еще один талант подобного масштаба, а он считает, что ему можно залогиниться два часа в день, всех переполошить, и снова… Ты, ты ведь его знаешь! И ты меня к нему приведешь! Пусть он мне объяснит, что это он о себе возомнил! А потом, я хочу с ним сыграть!!!
- Если вы думаете, что после такого я вас на километр подпущу к Саю, вы оч-чень заблуждаетесь, - холодно отозвался Синдо, и Сэйдзи с большим опозданием осознал, что в ходе своего гневного монолога успел вскочить на ноги и буквально впечатать собеседника в стену.
- Вот черт, опять меня занесло, - мысленно вздохнул он. Ярость испарилась так же стремительно, как нахлынула, оставив после себя лишь липкую томительную усталость. Сэйдзи покачнулся и инстинктивно еще крепче вцепился в зеленый воротник. Две маленькие ладошки привычным жестом цепко подхватили его под локти и осторожно подтолкнули по направлению к кровати.
- Мне не положено ставить диагнозы, но могу сказать, что вы псих, - прокомментировал Синдо, потирая шею там, где в нее впивался воротник форменной рубашки. – Хотя, в го вообще играют одни психи. А играете вы мощно, даже в пристукнутом состоянии. Так что Сай-то, конечно, будет на седьмом небе от счастья. Но сейчас уже несколько поздновато, да и выглядите вы, честно говоря, как-то не очень. И полтора часа уже почти прошли, так что я сейчас позову Кобаяси-сенсея. Пусть он вас еще раз осмотрит, и ложитесь-ка спать. А если будете хорошо себя вести, завтра, может, и расскажу вам про Сая…
***
Кобаяси-сенсей заверил Огату, что выпишет его хоть завтра, при условии что будет, кому отвезти его домой и присмотреть за ним в течение следующих нескольких дней: и Сэйдзи мысленно содрогнулся, представив себе реакцию каждого члена семейства Тоя, одному из которых придется-таки поведать о своих приключениях. Но с другой стороны, - заключил он, поудобнее устраиваясь на подушке, когда обезболивающие наконец начали действовать, - если все это прольет свет на загадочную историю Сая, возможно, они того стоило…
***
*
*
-28-
-28-
Фудзивара-но Корэтика не был самым влиятельным человеком своего времени, но его ранг был достаточно высок, чтобы жениться на внучке царствующего императора (от наложницы, а не самой императрицы, но все же). Сай был младшим из его четырех сыновей, и потому рос, вместе с семью сестрами, в отдаленном поместье, дожидаясь, пока менее удачливым родственниками понадобится усыновить наследника или когда не слишком высокородный ценный союзник пожелает, чтобы супруг его дочери носил имя Фудзивара. Однажды, объезжая свои владения, Корэтика в поместье остановился на ночлег, не смог отличить шестилетнего Сая от пятилетней Юмико и повелел, чтобы мальчика обучили искусству владения мечом. Ни до, ни после того случая прямых контактов с родителями Сай, по сути, не имел: но все же ему не приходило в голову сомневаться, что как завтра, так и месяц или год спустя в его миске найдется рис, а на плечах у него будет кимоно отменного шелка.
Когда две его старшие сестры была пожалованы званием фрейлин и отбыли в столицу, они увезли с собой истории о необыкновенном мастерстве Сая, так что вскоре отец прислал и за ним. Придворная карьера Сая была в своем роде головокружительна, но в то же время его ранг был недостаточно высок, чтобы получать денежное жалование, а сам он слишком молод, чтобы помышлять о собственном доме. Сай закончил свое земное существование, не имея в этом мире иных забот, кроме своей излюбленной игры. В смерти он усвоил, что по-настоящему нуждается только в возможности играть. Заключение в гобане доказало, что можно обойтись и без этого.
Теперь он больше не мог называться Фудзивара-но Саем, и может статься, что в его венах не осталось ни капли императорской крови. И он хотел бы сказать, что играть – более чем достаточно, но его новоявленное тело требовало пищи и крова; а все, что было у него в его новой материальной жизни, от исцарапанного гобана у его постели до потрепанного телефона в кармане, либо некогда принадлежало Хикару, либо и вовсе все еще принадлежало ему. На свой первый официальный матч Сай отправился в придворном кимоно, - потому что Хикару догадался отдать его в чистку. Мягкую голубую «толстовку», в которую он по привычке кутался, забившись в угол, Хикару подарил ему на День Рождения. Прекрасную флейту, надежно спрятанную в его ящике, Хикару позаимствовал деда («Да он даже не заметит! У него в сарае знаешь сколько этого древнего хлама навалено? Он, может, даже не знает толком, что там есть!»). За его профессиональный экзамен заплатил Сэйдзи-сан, - но познакомил их тоже Хикару.
Сай часто повторял, что в го – вся его жизнь. Но до сих пор го никогда не было для него средством к существованию. Он смутно понимал, что только благодаря го продвинулся до четвертого придворного ранга, и что их совместные игры, помимо славы, приносили Торадзиро какие-то деньги. Теперь, когда он снова мог играть самостоятельно, он не сомневался, что скоро пробьется на вершину: что, вероятно, подразумевало почести и некие сопутствующие материальные блага. Но представление о деньгах как таковых у него по-прежнему было весьма расплывчатое. Он должен был Сэйдзи-сану, как ему казалось, астрономическую сумму, которая самому Дзюдану, однако же, представлялась «незначительным вкладом в славное будущее японского го». А все, чем он обязан Хикару, нельзя было исчислить никакими деньгами. И ему нечем было поделиться в ответ, кроме своей страсти к игре в го: которой вдруг стало совсем недостаточно…
***
По мнению тети Уруми, лучшим способом восстановить адекватную связь с окружающим миром для Сая было почаще покидать зону комфорта, так что Хикару не в первый раз заставал его совершенно выбитым из колеи. Его слегка удивило, что это случилось именно сейчас, когда Сай, казалось бы, как раз готов был вернуться в детально знакомую ему среду, но что надо делать, Хикару знал.
- Эй, что не так? – тихо спросил он, медленно опуская руку на отнюдь не призрачное плечо.
Сай вымученно улыбнулся:
- Ничего. Спасибо за беспокойство, Хикару, но все просто замечательно.
- Ну ладно. Как игра?
- Проиграл полмоку.
- Так ты поэтому такой кислый? Ты же вроде говорил, что при обратном коми выигрыш теряет смысл?
- Так и есть. Мою победу списали бы на фору, а Тоя-сан все равно выглядел бы не лучшим образом, проиграв новичку. Нет, я хочу одолеть его в честном бою!
- Это да. Впрочем, судя по тому, какие дифирамбы поет тебе Огата, Тоя-сенсей глазом моргнуть не успеет, как ты его догонишь. Я что, что-то не то сказал?
Волна отчаяния накатила на Сая так внезапно и так неумолимо, что он отвернулся всем телом, чувствуя, что готов всерьез разрыдаться, и никакой веер этого не скроет. Слишком хорошо он все это помнил по своей прошлой жизни: чувство глубокого удовлетворения от с боем вырванной победы; триумф; благоговение; отчуждение, холодная вежливость и зависть: еще один Фудзивара; личный наставник Его Величества, хотя ему нет и двадцати…
- Когда тебе больше не нужно будет обо мне заботиться… ты оставишь меня? – всхлипнул он, больше не пытаясь сдержать слезы.
Хикару окинул его изумленным взглядом – и рассмеялся:
- Пока не научишься отличать банкомат от автомата с газировкой, я бы по этому поводу вообще не переживал. Нет, ты что, реально из-за этого паришься? Это же… Мне что, реально надо тебе это объяснять, ты ж, вроде как, гений? Если бы я сам этого не хотел, я бы с тобой не возился. И я все еще хочу научить тебя кататься на велосипеде, и отвести на каток, и увидеть выражение твоего лица, когда ты впервые взглянешь на землю из иллюминатора самолета. Я хочу посмотреть, как ты найдешь этот свой Божественный ход. Не знаю, может быть однажды я и сам захочу помочь тебе его искать. Проще говоря, никуда ты от меня не денешься. Так что не будь идиотом!
Он раскинул руки, и повинуясь неведомому инстинкту, которым его тело обзавелось в его отсутствие, Сай склонил голову ему на плечо и закрыл глаза. В самом уголке его сознания голос старого наставника сурово прошамкал, что молодые люди благородного воспитания так себя не ведут, но Сай не обратил на него ни малейшего внимания: он провел тысячу лет в гордом одиночестве, и теперь намеревался во что бы то ни стало их наверстать.
***
А где-то в непостижимых глубинах вселенной Ками-сама тихо посмеивались, переставляя звезды на небесах в преддверии ночи Танабата. Смертные! Вечно готовы мир перевернуть в поисках родственной души, когда им всего-то и нужно дождаться своего часа.
***
*
*
...Не знаю, каким макаром я изначально насчитала 33 эпизода, но это
=КОНЕЦ=
-
-
14.03.2014 в 10:51Ждала слово "конец", чтобы прочитать и получить полную дозу такого прекрасия!