"Я быть всегда самим собой старался, каков я есть: а впрочем, вот мой паспорт!"
... И, дабы не разочаровывать тех, кто все еще надеется и на этот фик тоже...
Примечания переводчика к главе IVПримечание переводчика к главе IV:
(1) Проамериканская трактовка реставрации Мэйдзи – всецело на совести автора.
(2) Я по-прежнему не понимаю, почему при транскипции японских имен обственных не принято использовать букву Щ, но, коль скоро у меня не хватает наглости обозвать вымышленного героя "Щиндо", хватит людей пугать, пусть реальный исторический персонаж тоже будет, как по учебнику, "Сю(у)саку"
Глава IV
Сай сдержал слово: он основательно изучил тонкости подготовки каскадеров и даже нашел для Хикару подходящую школу боевых искусств, хотя в глубине души не оставлял надежды, что вскоре его подопечный позабудет о своей безумной – и опасной – фантазии. Однако Хикару был непоколебим, и любые попытки переубедить его, казалось, лишь подогревали его задор. Он с готовностью записался на занятия, а также начал посещать школьные клубы кэндо и гимнастики:
- Вставать, конечно, придётся ни свет ни заря, – прокомментировал он, – но все же встают. А я что, хуже что ли? Ложиться, значит, буду пораньше.
Впрочем, этого следовало ожидать. Хикару стоял на пороге того возраста, когда проще самому съесть острый перец, чем поверить заверениям старших, что он острый; а потом съесть еще один, просто чтобы доказать, что он и не острый вовсе. Сай был искренне благодарен судьбе за то, что самого его эта стадия взросления обошла стороной, – как он надеялся, окончательно и бесповоротно. Что касается Хикару, оставалось лишь уповать на то, что однажды он найдет себе настоящую цель в жизни; а пока (Сай покосился на своего исступленно строчащего ученика и ухмыльнулся) направлять его упрямство в мирное русло…
- Вроде все, – Хикару шумно вздохнул и протянул тетрадь Саю, который привычно пробежал глазами неровные строчки. За время их занятий конспекты у Хикару стали получаться куда лучше. Собственно, до тех пор главная его проблема заключалась в том, что он тупо следовал указаниям учителей «что писать», так что привитая Саем привычка самолично прорабатывать материал благотворно сказалась не только на его понимании обществознания, но и на успеваемости в целом.
- Что ж, неплохо, – прокомментировал Сай. – Расскажи мне об императоре Комэй.
- Ну, он родился во второй год эпохи Тэмпо. А перед ним был император Нинко…
Некоторое время Сай слушал, одобряюще кивая и непроизвольно морщась незначительным неточностям, и, убедившись, что в целом познания Хикару вполне удовлетворительны, заключил:
- Хорошо. А император Мэйдзи?
- А, это легко. Он сделал реставрацию Мэйдзи.
- Допустим. Хотя, если такой вопрос попадется в тесте, необходимо помнить, что, учитывая ограниченность полномочий императора в то время, Реставрацию Мэйдзи сделали скорее Черные Корабли; это одна из тех исторических неизбежностей, которые могли бы случиться при любом императоре. Итак, как насчет Токугава Хосинобу?
- Последний сёгун Токугава. И единственный, который провел все свое правление за пределами Эдо.
- И каким же образом он стал сёгуном?
Хикару достаточно подробно изложил историю четырнадцатого сёгуна Токугава Иэмоти, Ии Наосукэ – даймё, который его поддерживал, и как Тосинобу стал сначала опекуном сёнуна, а потом и сам занял эту должность.
- Что ж, отлично, – Сай улыбнулся и отложил конспект. – Думаю, на сегодня все. Рамен?
Глаза Хикару озорно блеснули:
- Вообще-то, рамен мы все время едим… Нет, это конечно отлично, но на награду уже как-то не похоже…
- Что, опять гамбургеры?
- Вообще-то, я думал… Может, мы к тебе сходим?
- Ко мне? – повторил Сай, безуспешно пытаясь вспомнить, что он такого сказал, что могло навести на мысль, будто у него дома что-то интересное. – Зачем?
- Ну, ты ходишь в крутую школу, носишь дорогущие шмотки. Интересно же посмотреть, в каком доме ты живешь.
Сай покосился на брошенный на кровати любимый белый жакет и усмехнулся: одевался он, допустим, и впрямь достаточно изысканно – прежде всего, благодаря влиянию тетки, но в остальном…
- Мне жаль тебя разочаровывать, Хикару, он я веду отнюдь не королевский образ жизни. У меня, для начала, не дом, а квартира.
Хикару вытаращил глаза:
- «У тебя»? Ты разве не с мамой живешь?
- Она умерла при моем рождении, – Сай постарался улыбнуться, чтобы рассеять выражение ужаса на лице Хикару. – Раньше я жил с дядей и тетей, но, когда я пошел в старшие классы, они нашли мне квартиру поближе к школе. Разумеется, они все еще периодически ко мне заходят.
- Вау, – прошептал Хикару. Нет, ужасно, конечно, что твоя мама… Но это круто: жить одному, в смысле. Теперь я реально хочу к тебе в гости! Можно?
- Если хочешь, то, конечно, пожалуйста. Только предупреждаю сразу: уж не знаю, что ты там себе нафантазировал, но ничего такого особенного у меня дома нет.
Весь неблизкий путь от станции Сай не мог унять волнения, но Хикару этого, разумеется, не заметил. Со свойственной ему бесцеремонностью он ворвался в квартиру едва ли не прежде, чем Сай успел вынуть ключ из замка, скинул кроссовки и, словно любопытный кот, тщательно обследовал каждый угол.
- Пустовато, – провозгласил он, мельком оглядев закуток, отведенный под кухню, в котором и впрямь не было ничего, кроме предметов первой необходимости (по мнению Сая, вполне достаточно), и потрусил в единственную комнату, служившую по мере необходимости гостиной, кабинетом и спальней. Сай с трепетом ждал его вердикта. До сих пор никто, кроме дяди и тети, не бывал у него дома: в некотором роде это было как обнажить потаенную часть своей души; кроме того, он боялся, что простота и обыденность его жилища разочаруют Хикару.
- Как я и думал, сплошные книжки. Ботан, – с улыбой заключил Хикару. – А это, типа, твоя виолончель? Офигеть, какая здоровая! О, у тебя и гобан есть? Ты ж говорил, что больше не играешь?
- Не играю, – кивнул Сай. – Но все же игра по-прежнему занимает меня. Даже избрав другую карьеру, я не смог полностью отказаться от го. Мне нравится изучать старые кифу и воспроизводить игры…
- И как, – ухмыльнулся Хикару, проводя по гобану пальцем, словно проверяя, нет ли на нем пыли – получается?
- Более или менее…
- Как-то ты без энтузиазма. И вообще, что тебе мешает играть, пусть даже не профессионально?
Сай глубоко вздохнул:
- Ты ведь не отстанешь, правда?
- Нет, конечно. Я хочу знать, с чего вдруг тебе в восемь лет взбрело в голову становиться профессионалом. И почему ты им не стал, если тот парень на фестивале прав и ты реально так уж крут. Подозрительно все это!
Сай помрачнел и опустился на пол по другую сторону гобана:
- Вскоре после смерти отца я пытался сдать профессиональный экзамен. Это турнир на вылет, проходят только три человека, – пояснил он, поймав вопросительный взгляд Хикару.
- И много там было восьмилетних?
- Вообще-то нет. Никому моложе одиннадцати еще не удавалось сдать экзамен. Я мог бы стать самым молодым профессиональным игроком в истории. Тогда мне казалось, что о большем и мечтать нельзя… Впрочем, на экзамен я так и не попал. Меня… дисквалифицировали в ходе отборочных матчей.
- Почему? Из-за возраста?
- Нет. Меня обвинили в жульничестве. Я играл против оппонента раза в три меня старше, и, полагаю, ему не хотелось проигрывать восьмилетке. Посреди игры он вдруг закричал, что я достал из рукава черный камень и добавил его к захваченным камням. Естественно, я попытался возразить, но в суматохе он и впрямь подложил мне лишний камень, так что мне никто не поверил…. Мне было восемь, я только что потерял отца, так что я отреагировал не лучшим образом, – он содрогнулся, вспомнив, как стоял, заливаясь слезами, перед разъяренными экзаменаторами, и не мог ни слова вымолвить от страха и недоумения. – Короче говоря, меня дисквалифицировали и запретили даже приближаться к Ассоциации. Какое-то время я вообще думал бросить го. А потом вот начал собирать старые кифу…
- Жесть, – поморщился Хикару. – А что тот козел, который тебя подставили? Он сдал?
- Не знаю. Я с тех пор не слежу за происходящим в мире профессионального го.
- Н-да. И все-таки, я не понимаю. Даже если тебя выперли из ассоциации, они же не могли запретить тебе играть?
- Нет, конечно, но… Где-то через год после того случая я пошел в го-салон, и человек, с которым я играл, сказал, что я очень хорош и мог бы быть профессионалом; и мне все еще было так больно об этом думать, и… – Сай тряхнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и натянуто улыбнулся. – В общем, я решил, что лучше уж буду играть на виолончели. Так, по крайней мере, никто не обвинит меня в жульничестве.
- Нехило тебя мотнуло, – фыркнул Хикару, – от настольной игры в музыку. По мне так, я не знаю, логичнее было бы в сёги начать играть, или типа того.
- Ну, на самом деле все было не совсем так. Видишь ли, отец занимался изготовлением струнных инструментов. Это, – он с нежностью взглянул на виолончельный футляр, – одна из его последних работ. Я начал учиться играть в память о нем; и со временем музыка стала моей второй великой любовью.
- «Великой любовью»? – передразнил Хикару, всем своим видом давая понять, насколько по-девчоночьи, по его мнению, это прозвучало. – Слушай, а может ты научишь меня играть? В го, естественно, не на виолончели.
- Тебя? В го? – пролепетал Сай. – Но… ты же всегда говорил, что в го играют одни старики…
- Ну, тебе же почему-то нравится? Если я научусь, ты сможешь играть со мной, и я не буду тебе говорить, как ты мог бы стать профи и все такое. А ты ведь все еще хочешь играть, я же вижу…
- Возможно, но тебе-то это зачем? – нахмурился Сай. – Го требует времени и усилий, не говоря уже об усидчивости, которая тебя, мягко говоря, не свойственна…
- Ну и что? Я все равно хочу попробовать! Так ты меня научишь или нет?
- Но… го – это замечательная игра, и я был бы рад… Но я так давно не играл, и я не знаю, какой из меня учитель, и…
- Да ладно тебе, из-за ерунды париться, – лучезарно улыбнулся Хикару, наугад запуская руку в чашу с камнями.
- Нет, – решительно произнес Сай, хотя руки его по-прежнему нервно комкали ткань брюк, – я не стану тебя учить.
- Что, думаешь, я для этого слишком тупой?
- Нет, я думаю, что ты недостаточно серьезен. – Сай стремительно поднялся и отошел подальше от гобана. – Пойми, Хикару, я не играл почти семь лет. Я не могу снова начать только потому, что тебе пришла в голову блажь, о которой ты забудешь через неделю…
- Кто сказал, что это блажь? Не ты один такой весь из себя серьезный, я тоже могу!
Сай, разумеется, ему ни на секунду не поверил, но все же, если существовал хоть малюсенький шанс, что го сможет на какое-то время удержать внимание Хикару, приучить его к концентрации и дисциплине…
- Что ж, если ты думаешь, что можешь играть серьезно, докажи. Я дам тебе месяц, чтобы овладеть основами. Запишись на курсы или занимайся по книгам. Если к тому моменту ты не бросишь эту затею, я буду с тобой играть.
- Только основами?
- Большего из книг узнать и не получиться. Остальное тебе придется познавать самому. Го изучают всю жизнь, Хикару. И многим так и не удается постигнуть всех тонкостей игры.
- Договорились, – хитро прищурился Хикару. – Играем через месяц. И тогда – он с уморительной серьезностью погрозил пальцем – я тебя сделаю!
- Посмотрим, – кивнул Сай, хищно улыбаясь. И на мгновение Хикару сделалась как-то не по себе…
В тот вечер, отправив Хикару домой, Сай в глубокой задумчивости уселся перед гобаном, который вот уже семь лет не знавал настоящих игр. Семь лет: Сай почти забыл, каково это – играть против настоящего живого оппонента. И все же желание играть не угасало.
Отец брал его с собой в го-салон еще до того, как Сай толком научился ходить. Едва он научился читать, собранные отцом книги и журналы стали его первыми учителями; он до сих пор их бережно хранил, и, несмотря на то, что со временем он и сам собрал неплохую коллекцию, ни одну книгу он не любил так, как растрепанный сборник кифу Хонъимбо Сюсаку. Книга была такой старой, что буквально рассыпалась в руках, а истертая картонная обложка была тут и там переклеена скотчем. Сай изучал ее, сколько себя помнил и втайне считал именно Сюсаку своим учителем: отец был хорош, но не настолько хорош, а прочих посетителей салона Сай начал обыгрывать, когда ему было пять. Тогда они прозвали его вундеркиндом, и принялись, вслед за отцом, убеждать его пойти в профессионалы. В конце концов, ему стало казаться, что он просто должен это сделать – ради отца, а потом в память об отце... И вот как все обернулось…
Сама мысль о том, чтобы снова начать играть, отзывалась в его сердце болью, но также несла облегчение; словно бы все это время он стоял по шею в воде, уже почти готовый сдаться и утонуть, – и тут вдруг его рука нащупала опору. Что ж, теперь только время покажет, достаточно ли прочен сук, или он хватается за соломинку...
Сай медленно поднялся, вернул гобан на место – под книжную полку, и аккуратно водрузил сверху чаши с камнями. Будь что будет: если Хикару не передумает, и можно будет снова начать играть – прекрасно. Если же нет – возможно, пора уже прекратить цепляться за детские мечты…
Примечания переводчика к главе IVПримечание переводчика к главе IV:
(1) Проамериканская трактовка реставрации Мэйдзи – всецело на совести автора.
(2) Я по-прежнему не понимаю, почему при транскипции японских имен обственных не принято использовать букву Щ, но, коль скоро у меня не хватает наглости обозвать вымышленного героя "Щиндо", хватит людей пугать, пусть реальный исторический персонаж тоже будет, как по учебнику, "Сю(у)саку"
Глава IV
Глава IV
Борись
Борись
Сай сдержал слово: он основательно изучил тонкости подготовки каскадеров и даже нашел для Хикару подходящую школу боевых искусств, хотя в глубине души не оставлял надежды, что вскоре его подопечный позабудет о своей безумной – и опасной – фантазии. Однако Хикару был непоколебим, и любые попытки переубедить его, казалось, лишь подогревали его задор. Он с готовностью записался на занятия, а также начал посещать школьные клубы кэндо и гимнастики:
- Вставать, конечно, придётся ни свет ни заря, – прокомментировал он, – но все же встают. А я что, хуже что ли? Ложиться, значит, буду пораньше.
Впрочем, этого следовало ожидать. Хикару стоял на пороге того возраста, когда проще самому съесть острый перец, чем поверить заверениям старших, что он острый; а потом съесть еще один, просто чтобы доказать, что он и не острый вовсе. Сай был искренне благодарен судьбе за то, что самого его эта стадия взросления обошла стороной, – как он надеялся, окончательно и бесповоротно. Что касается Хикару, оставалось лишь уповать на то, что однажды он найдет себе настоящую цель в жизни; а пока (Сай покосился на своего исступленно строчащего ученика и ухмыльнулся) направлять его упрямство в мирное русло…
- Вроде все, – Хикару шумно вздохнул и протянул тетрадь Саю, который привычно пробежал глазами неровные строчки. За время их занятий конспекты у Хикару стали получаться куда лучше. Собственно, до тех пор главная его проблема заключалась в том, что он тупо следовал указаниям учителей «что писать», так что привитая Саем привычка самолично прорабатывать материал благотворно сказалась не только на его понимании обществознания, но и на успеваемости в целом.
- Что ж, неплохо, – прокомментировал Сай. – Расскажи мне об императоре Комэй.
- Ну, он родился во второй год эпохи Тэмпо. А перед ним был император Нинко…
Некоторое время Сай слушал, одобряюще кивая и непроизвольно морщась незначительным неточностям, и, убедившись, что в целом познания Хикару вполне удовлетворительны, заключил:
- Хорошо. А император Мэйдзи?
- А, это легко. Он сделал реставрацию Мэйдзи.
- Допустим. Хотя, если такой вопрос попадется в тесте, необходимо помнить, что, учитывая ограниченность полномочий императора в то время, Реставрацию Мэйдзи сделали скорее Черные Корабли; это одна из тех исторических неизбежностей, которые могли бы случиться при любом императоре. Итак, как насчет Токугава Хосинобу?
- Последний сёгун Токугава. И единственный, который провел все свое правление за пределами Эдо.
- И каким же образом он стал сёгуном?
Хикару достаточно подробно изложил историю четырнадцатого сёгуна Токугава Иэмоти, Ии Наосукэ – даймё, который его поддерживал, и как Тосинобу стал сначала опекуном сёнуна, а потом и сам занял эту должность.
- Что ж, отлично, – Сай улыбнулся и отложил конспект. – Думаю, на сегодня все. Рамен?
Глаза Хикару озорно блеснули:
- Вообще-то, рамен мы все время едим… Нет, это конечно отлично, но на награду уже как-то не похоже…
- Что, опять гамбургеры?
- Вообще-то, я думал… Может, мы к тебе сходим?
- Ко мне? – повторил Сай, безуспешно пытаясь вспомнить, что он такого сказал, что могло навести на мысль, будто у него дома что-то интересное. – Зачем?
- Ну, ты ходишь в крутую школу, носишь дорогущие шмотки. Интересно же посмотреть, в каком доме ты живешь.
Сай покосился на брошенный на кровати любимый белый жакет и усмехнулся: одевался он, допустим, и впрямь достаточно изысканно – прежде всего, благодаря влиянию тетки, но в остальном…
- Мне жаль тебя разочаровывать, Хикару, он я веду отнюдь не королевский образ жизни. У меня, для начала, не дом, а квартира.
Хикару вытаращил глаза:
- «У тебя»? Ты разве не с мамой живешь?
- Она умерла при моем рождении, – Сай постарался улыбнуться, чтобы рассеять выражение ужаса на лице Хикару. – Раньше я жил с дядей и тетей, но, когда я пошел в старшие классы, они нашли мне квартиру поближе к школе. Разумеется, они все еще периодически ко мне заходят.
- Вау, – прошептал Хикару. Нет, ужасно, конечно, что твоя мама… Но это круто: жить одному, в смысле. Теперь я реально хочу к тебе в гости! Можно?
- Если хочешь, то, конечно, пожалуйста. Только предупреждаю сразу: уж не знаю, что ты там себе нафантазировал, но ничего такого особенного у меня дома нет.
***
Весь неблизкий путь от станции Сай не мог унять волнения, но Хикару этого, разумеется, не заметил. Со свойственной ему бесцеремонностью он ворвался в квартиру едва ли не прежде, чем Сай успел вынуть ключ из замка, скинул кроссовки и, словно любопытный кот, тщательно обследовал каждый угол.
- Пустовато, – провозгласил он, мельком оглядев закуток, отведенный под кухню, в котором и впрямь не было ничего, кроме предметов первой необходимости (по мнению Сая, вполне достаточно), и потрусил в единственную комнату, служившую по мере необходимости гостиной, кабинетом и спальней. Сай с трепетом ждал его вердикта. До сих пор никто, кроме дяди и тети, не бывал у него дома: в некотором роде это было как обнажить потаенную часть своей души; кроме того, он боялся, что простота и обыденность его жилища разочаруют Хикару.
- Как я и думал, сплошные книжки. Ботан, – с улыбой заключил Хикару. – А это, типа, твоя виолончель? Офигеть, какая здоровая! О, у тебя и гобан есть? Ты ж говорил, что больше не играешь?
- Не играю, – кивнул Сай. – Но все же игра по-прежнему занимает меня. Даже избрав другую карьеру, я не смог полностью отказаться от го. Мне нравится изучать старые кифу и воспроизводить игры…
- И как, – ухмыльнулся Хикару, проводя по гобану пальцем, словно проверяя, нет ли на нем пыли – получается?
- Более или менее…
- Как-то ты без энтузиазма. И вообще, что тебе мешает играть, пусть даже не профессионально?
Сай глубоко вздохнул:
- Ты ведь не отстанешь, правда?
- Нет, конечно. Я хочу знать, с чего вдруг тебе в восемь лет взбрело в голову становиться профессионалом. И почему ты им не стал, если тот парень на фестивале прав и ты реально так уж крут. Подозрительно все это!
Сай помрачнел и опустился на пол по другую сторону гобана:
- Вскоре после смерти отца я пытался сдать профессиональный экзамен. Это турнир на вылет, проходят только три человека, – пояснил он, поймав вопросительный взгляд Хикару.
- И много там было восьмилетних?
- Вообще-то нет. Никому моложе одиннадцати еще не удавалось сдать экзамен. Я мог бы стать самым молодым профессиональным игроком в истории. Тогда мне казалось, что о большем и мечтать нельзя… Впрочем, на экзамен я так и не попал. Меня… дисквалифицировали в ходе отборочных матчей.
- Почему? Из-за возраста?
- Нет. Меня обвинили в жульничестве. Я играл против оппонента раза в три меня старше, и, полагаю, ему не хотелось проигрывать восьмилетке. Посреди игры он вдруг закричал, что я достал из рукава черный камень и добавил его к захваченным камням. Естественно, я попытался возразить, но в суматохе он и впрямь подложил мне лишний камень, так что мне никто не поверил…. Мне было восемь, я только что потерял отца, так что я отреагировал не лучшим образом, – он содрогнулся, вспомнив, как стоял, заливаясь слезами, перед разъяренными экзаменаторами, и не мог ни слова вымолвить от страха и недоумения. – Короче говоря, меня дисквалифицировали и запретили даже приближаться к Ассоциации. Какое-то время я вообще думал бросить го. А потом вот начал собирать старые кифу…
- Жесть, – поморщился Хикару. – А что тот козел, который тебя подставили? Он сдал?
- Не знаю. Я с тех пор не слежу за происходящим в мире профессионального го.
- Н-да. И все-таки, я не понимаю. Даже если тебя выперли из ассоциации, они же не могли запретить тебе играть?
- Нет, конечно, но… Где-то через год после того случая я пошел в го-салон, и человек, с которым я играл, сказал, что я очень хорош и мог бы быть профессионалом; и мне все еще было так больно об этом думать, и… – Сай тряхнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и натянуто улыбнулся. – В общем, я решил, что лучше уж буду играть на виолончели. Так, по крайней мере, никто не обвинит меня в жульничестве.
- Нехило тебя мотнуло, – фыркнул Хикару, – от настольной игры в музыку. По мне так, я не знаю, логичнее было бы в сёги начать играть, или типа того.
- Ну, на самом деле все было не совсем так. Видишь ли, отец занимался изготовлением струнных инструментов. Это, – он с нежностью взглянул на виолончельный футляр, – одна из его последних работ. Я начал учиться играть в память о нем; и со временем музыка стала моей второй великой любовью.
- «Великой любовью»? – передразнил Хикару, всем своим видом давая понять, насколько по-девчоночьи, по его мнению, это прозвучало. – Слушай, а может ты научишь меня играть? В го, естественно, не на виолончели.
- Тебя? В го? – пролепетал Сай. – Но… ты же всегда говорил, что в го играют одни старики…
- Ну, тебе же почему-то нравится? Если я научусь, ты сможешь играть со мной, и я не буду тебе говорить, как ты мог бы стать профи и все такое. А ты ведь все еще хочешь играть, я же вижу…
- Возможно, но тебе-то это зачем? – нахмурился Сай. – Го требует времени и усилий, не говоря уже об усидчивости, которая тебя, мягко говоря, не свойственна…
- Ну и что? Я все равно хочу попробовать! Так ты меня научишь или нет?
- Но… го – это замечательная игра, и я был бы рад… Но я так давно не играл, и я не знаю, какой из меня учитель, и…
- Да ладно тебе, из-за ерунды париться, – лучезарно улыбнулся Хикару, наугад запуская руку в чашу с камнями.
- Нет, – решительно произнес Сай, хотя руки его по-прежнему нервно комкали ткань брюк, – я не стану тебя учить.
- Что, думаешь, я для этого слишком тупой?
- Нет, я думаю, что ты недостаточно серьезен. – Сай стремительно поднялся и отошел подальше от гобана. – Пойми, Хикару, я не играл почти семь лет. Я не могу снова начать только потому, что тебе пришла в голову блажь, о которой ты забудешь через неделю…
- Кто сказал, что это блажь? Не ты один такой весь из себя серьезный, я тоже могу!
Сай, разумеется, ему ни на секунду не поверил, но все же, если существовал хоть малюсенький шанс, что го сможет на какое-то время удержать внимание Хикару, приучить его к концентрации и дисциплине…
- Что ж, если ты думаешь, что можешь играть серьезно, докажи. Я дам тебе месяц, чтобы овладеть основами. Запишись на курсы или занимайся по книгам. Если к тому моменту ты не бросишь эту затею, я буду с тобой играть.
- Только основами?
- Большего из книг узнать и не получиться. Остальное тебе придется познавать самому. Го изучают всю жизнь, Хикару. И многим так и не удается постигнуть всех тонкостей игры.
- Договорились, – хитро прищурился Хикару. – Играем через месяц. И тогда – он с уморительной серьезностью погрозил пальцем – я тебя сделаю!
- Посмотрим, – кивнул Сай, хищно улыбаясь. И на мгновение Хикару сделалась как-то не по себе…
***
В тот вечер, отправив Хикару домой, Сай в глубокой задумчивости уселся перед гобаном, который вот уже семь лет не знавал настоящих игр. Семь лет: Сай почти забыл, каково это – играть против настоящего живого оппонента. И все же желание играть не угасало.
Отец брал его с собой в го-салон еще до того, как Сай толком научился ходить. Едва он научился читать, собранные отцом книги и журналы стали его первыми учителями; он до сих пор их бережно хранил, и, несмотря на то, что со временем он и сам собрал неплохую коллекцию, ни одну книгу он не любил так, как растрепанный сборник кифу Хонъимбо Сюсаку. Книга была такой старой, что буквально рассыпалась в руках, а истертая картонная обложка была тут и там переклеена скотчем. Сай изучал ее, сколько себя помнил и втайне считал именно Сюсаку своим учителем: отец был хорош, но не настолько хорош, а прочих посетителей салона Сай начал обыгрывать, когда ему было пять. Тогда они прозвали его вундеркиндом, и принялись, вслед за отцом, убеждать его пойти в профессионалы. В конце концов, ему стало казаться, что он просто должен это сделать – ради отца, а потом в память об отце... И вот как все обернулось…
Сама мысль о том, чтобы снова начать играть, отзывалась в его сердце болью, но также несла облегчение; словно бы все это время он стоял по шею в воде, уже почти готовый сдаться и утонуть, – и тут вдруг его рука нащупала опору. Что ж, теперь только время покажет, достаточно ли прочен сук, или он хватается за соломинку...
Сай медленно поднялся, вернул гобан на место – под книжную полку, и аккуратно водрузил сверху чаши с камнями. Будь что будет: если Хикару не передумает, и можно будет снова начать играть – прекрасно. Если же нет – возможно, пора уже прекратить цепляться за детские мечты…
***
*
*
-
-
27.03.2013 в 22:10